Молитва Солнце, как печка, лёд, как стекло. Тонкий, натёчный. Не повезло... Мы не успели стать под карниз. Камни летели, весело пели, падая вниз. Справа и слева лёд, как стекло. Господи, сделай,чтоб пронесло! Если отсюда выйду живой, Больше я в горы только мотором и ни ногой. Буду прилежный, как мышь или крот. Если и съезжу – лишь на курорт. …Выжил и вышел, а как – не пойму, Известно, Всевышний, там, в облаке пышном, Тебе одному... Согрешу – мне воздастся, а поймёт – так простит. Нету мочи сдержаться: сердце в горы летит, Где острые скалы и лёд, как стекло... Только сделай, пожалуйста, из любви, не из жалости, Чтоб всегда так везло!.. Только сделай, пожалуйста, из любви, не из жалости, Чтобы впредь так везло!.. Чтобы всем так везло!..

Альпинизм Умный в гору не пойдёт – уж давно проверено. Но сомневается дурак: а так ли всё и верно ли? На горбу мозоль натёр, подморозил ноги я... Альпинизм, скажу, не спорт, а идеология... Умный гору обойдёт – точно установлено. Только глупый не поймёт, чем же обусловлено? Там, конечно, не курорт. Выжал с потом соки я. Альпинизм, друзья, не спорт. Это – философия... Там не част надёжный кров, тёплое пристанище, Мы не веруем в богов, веруем в товарищей. Мне не надобен рекорд, пру за так вериги я. Альпинизм для нас не спорт, а вроде как религия...

Эрнест Любенко:
– Появился на свет я ещё до войны, в 1935 г. Мои бабушка и отец работали тогда в «Гипроавиапроме», был такой институт в Москве. Когда началась война, их с семьёй командировали в Куйбышев (ныне Самара) на строительство авиационного завода. Там мы пробыли два года, и в августе 1943-го вернулись в Москву. Жили у Павелецкого вокзала, на Лужниковской (сейчас это улица Бахрушина), так что я замоскворецкий. По женской линии – коренной москвич, а отец у меня «пришлый», с Украины, отсюда и фамилия. В школе с 7 класса увлёкся химией.

Произошло это благодаря великолепному преподавателю Павлу Александровичу Глориозову, автору учебника по химии. Из нашего выпуска четверо поступили на химфак МГУ, в том числе и я. Проучившись 1,5 года, вынужден был покинуть этот престижный вуз из-за пристрастия к сочинению всяких пасквилей и эпиграмм. Был конец 1954 г. Сталин уже умер, но нравы-то остались. Пришлось написать заявление об уходе «по собственному желанию». Мой отец, почти всю жизнь проработавший конструктором в чёрной металлургии, сосватал меня в вечерний металлургический институт.

Полгода я самостоятельно проходил и сдавал черчение и начерталку. Весной сдал сессию, и меня зачислили официально. Поскольку институт вечерний, поступил в конструкторское бюро в «Гипроцветмет» чертёжником. Ходить в горы я стал поздно. Первый раз попал туда в 1958 г. Мой троюродный брат подбил меня поехать вместе с ним и его женой в Абхазию, на Чёрное море. Но там у меня началась страшная аллергия неизвестно на что. Впервые я c этим столкнулся лет в 15, когда весной во дворе выколачивал матрас. Про аллергию тогда и не знали. У меня дело дошло до астмы. Может, из-за этого меня и в армию не взяли, хотя и был признан годным.

В Абхазии мы от моря поднялись к озеру Рица, и я почувствовал, что дышу нормально, аллергия прошла. Потом добрались до горы Ходжал. Там я впервые увидел водопады и заболел горами. Раньше думал, что боюсь высоты, а там посмотрел в пропасть – и не страшно. После этого в горы мне удалось попасть только через 9 лет, в 1967 г, когда я пошёл со своей женой Лидой и старшей дочерью Алёной (1960 г. рождения) в компании друзей в верховья Большой Лабы. Как раз в это время вышел фильм «Вертикаль» с песнями Владимира Высоцкого. Я отснял в горах узкоплёночный фильм, и под впечатлением песен Высоцкого мне захотелось озвучить свой фильм и сделать к нему песни.

Они были написаны немного позже, в 1969-м. Фильм я так и не озвучил, а песни к нему остались. И с тех пор стали появляться всё новые, в основном о том, что сам видел и испытал. Организованным туристом я никогда не был, меня всегда воротило от официальных мероприятий. Начал путешествовать с детства со своим школьным другом, сначала пешком, потом на велосипедах по Подмосковью, ходили вдвоём на байдарке по Оке и её притокам, ездили по путёвкам в Приэльбрусье, где шастали по окрестным ущельям и где судьба свела с великим альпинистом Иосифом Кахиани. В альплагере ни разу не был. Всегда сам собирал команду или меня приглашали. Таким образом побывал и на Кавказе, и на Памире.

В 1979 г. понял, что Эльбрус мне по плечу, но ходил вокруг него 10 лет, прежде чем получилось подняться на вершину. На восточную попал только в 1989 г., на западную – в 1993-м. А в 1984, 1987, 1990, 1993-м, т.е. каждый третий год, в экспедициях с моим участием происходили несчастья, поэтому каждый следующий третий год я никуда не ходил. Правда, в 1999 г., году 170-летия с момента первого восхождения на Эльбрус, я всё же решился поучаствовать в юбилейном восхождении с московской группой, которую сам же и организовал вместе с гл. редактором журнала «Турист» Борисом Москвиным.

А ночью перед выходом у меня вдруг начался тяжелейший приступ астмы, которых не было уже лет сорок. Я вышел из палатки, сказал себе и ЕМУ: «Всё, никуда не иду», – лёг в палатку и уснул «сном праведника». На следующий день вернулся в Кисловодск к спасателям, где с тревогой следил по рации за восхождением. И с тех пор ни малейшего намёка на астму. В 1995 г. был на слёте ветеранов альпинизма в альплагере «Баксан», где у костра отметил свой очередной юбилей. Тогда последний раз поднялся на скалы Пастухова. У меня дома на стенах висят картины – мои впечатления от гор. Писал уже дома по наброскам, слайдам и фотографиям.

Впервые взял кисть в 42 года, хотя с детства жил среди картин. Мой дед по материнской линии был уникальной личностью: часовых дел мастер, ювелир, даже держал свою мастерскую в верхних торговых рядах, там, где сейчас ГУМ. Почему-то он разбирался в искусстве, и после революции его приглашали как эксперта в комиссию по оценке экспроприированных произведений искусства. Кое-что он тогда приобрёл. А в 1961 г. мой дядька, боевой лётчик в чине полковника, демобилизовавшись, приехал в Москву, получил квартиру, и моя бабушка почти всё отдала ему, так что я оказался практически в голых стенах…

Когда бабушка умерла, у меня появился свой угол, и я решил попробовать писать картины сам, для себя. Никогда этому не учился, все технологии отрабатывал методом проб и ошибок. Участвовал в выставках горной живописи, имел две персональные в 1995 и 2002 гг. За довольно долгую жизнь есть что вспомнить. Многое из пережитого нашло отражение в моём стихотворном сборнике «Горизонтали и вертикали». Особенно благодарен Всевышнему за друзей. Сейчас я уже второй десяток лет на пенсии. Занимаюсь песнями, и не только о горах. Являюсь соучредителем первого в Москве Рубцовского центра, возглавляемого членом СП России поэтом и бардом Юрием Кириенко-Малюгиным. В1996 г.

Я попал на концерт, посвящённый юбилею Николая Рубцова, где услышал несколько песен на его стихи. В фойе купил его сборник, почитал, и рука сама потянулась к гитаре. Сейчас у меня около 20 песен на его стихи. В Центре мы не зацикливаемся на одном Рубцове, а стараемся через песни на стихи русских поэтов, в том числе и свои собственные, донести до людей настоящую культуру в противовес нынешнему массовому бескультурью. После выхода первого сборника стихов и песен «Тонкая лоза» меня приняли в Союз писателей России.

Статья опубликована в газете «Вольный ветер», на нашем сайте публикуется с разрешения редакции. Сайт газеты http://veter.turizm.ru/